Второй том поэмы «Мертвые души» Николай Васильевич Гоголь сжег 24 февраля 1852 года в доме на Никитском бульваре города Москвы, где писатель прожил последние четыре года своей жизни. Дом принадлежал графу Алексею Толстому, который приютил у себя вечно неустроенного и одинокого писателя и делал все для того, чтобы он чувствовал себя свободно и удобно.

Гоголь жил своим творчеством, ради него он обрек себя на бедность. Все его имущество ограничивалось «самым маленьким чемоданом». Второй том «Мертвых душ», главный труд жизни писателя, результат его религиозных исканий, должен был быть скоро завершен. Это был труд, в который он вложил всю правду о России, всю свою любовь к ней. «Труд мой велик, мой подвиг спасителен!», - говорил Гоголь друзьям. Однако в жизни писателя наступил переломный момент.

Началось все в январе 1852 года, когда умерла Екатерина Хомякова, жена гоголевского друга. Он считал ее достойнейшей женщиной. И после ее смерти признался своему духовнику, протоиерею Матфею: «На меня нашел страх смерти». С этого момента Николай Васильевич постоянно думал о смерти, жаловался на упадок сил. Все тот же отец Матфей требовал от него оставить литературные труды и, наконец, подумать о своем духовном состоянии.

С точки зрения современной психиатрии можно предположить, что у Гоголя был психоневроз. Возможно, именно это подтолкнуло Николая Васильевича совершить этот поступок - в ночь на 24 февраля 1852 года он позвал своего слугу Семена и приказал принести портфель, в котором хранились тетради с продолжением «Мертвых душ». Под мольбы слуги не губить рукопись, Гоголь положил тетради в камин и поджег их свечой, а Семену сказал: «Не твое дело! Молись!».

Утром Гоголь, видимо, сам пораженный своим порывом, сказал графу Толстому: «Вот, что я сделал! Хотел было сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег все. Как лукавый силен - вот он к чему меня подвинул! А я было там много дельного уяснил и изложил. Думал разослать друзьям на память по тетрадке: пусть бы делали, что хотели. Теперь все пропало». В наши дни литературоведы сходятся в том, что потеря второго тома поэмы - настоящая трагедия для всей мировой литературы.