В эпоху, когда рок в СССР звучал шепотом, а гитары собирали из фанеры и струн для балалаек, он стал живым мостом между Востоком и Западом. Его фамилия — японская, душа — блюзовая, а судьба — типично советская, с её запретами, полуподпольными концертами и вечным поиском свободы. Сергей Кавагоэ — не просто сооснователь легендарных групп. Это символ эпохи, когда музыка рождалась не в студиях, а в коммуналках, где патефон соседствовал с портретом Ленина.

25 июня 1953 года в Москве, в семье переводчика Сиро Кавагоэ — бывшего японского военнопленного, оставшегося в СССР, — родился мальчик, которому суждено было переписать историю русского рока. Двор на Университетском проспекте, где подростки слушали The Beatles через помехи «Голоса Америки», стал его консерваторией.

«Отец привез из Японии не только фамилию, но и первую электрогитару. Она стала моим пропуском в мир, где не было железного занавеса», — вспоминал он.

«Машина времени»: ритм-н-революция

1970-е. В школе № 20 с английским уклоном, где учились дети дипломатов, Сергей сколотил первую группу — «Дюрапоновские паровики». Но настоящая история началась в 1969-м, когда он принес в только что созданную «Машину времени» японский усилитель. Кава умел делать музыку из всего: из кастрюль, старых радиодеталей, даже из тишины, он менял инструменты как перчатки: ударные, бас, клавиши.

«Когда не хватало барабанщика — садился за установку. Нет басиста — брал гитару. Он был нашим Швейком в мире рока», — вспоминал Евгений Маргулис.

Именно Кавагоэ настоял на увольнении девушек-вокалисток, превратив «Машину» в мужской блюз-бэнд. Но к 1979 году творческие споры достигли пика: «Макар не выдержал моих экспериментов с джазом, а я — его тяги к акустике. Мы разошлись, как ледоколы во льдах».

«Воскресение» и другие миры

После ухода из «Машины» Кавагоэ стал крестным отцом новой легенды — группы «Воскресение». С Алексеем Романовым и Маргулисом они создали звук, который критики назвали «русским арт-роком». Но и здесь его бунтарский нрав взял верх: в 1982-м он ушел, чтобы собрать «Наутилус» — проект, где смешал цыганские мотивы с хард-роком.

«Мы играли не для денег, а против серости. Каждый концерт был как прыжок с парашютом — неизвестно, приземлишься ли», — говорил Кавагоэ.

1980-е стали для него временем странствий: цыганские оркестры, сессии с Юрием Антоновым в группе «Аэробус», подпольные записи. «Музыка — как сакура: цветет мгновение, но корни вечны», — повторял он, но корни самого Кавагоэ уже тянулись за океан.

Изгнание и сакура

1990-е. Развал Союза, коммерция вместо творчества. В 1995-м Сергей уезжает в Японию — преподавать русский язык в Токио.

«Сначала клал асфальт, потом продавал диски в Tower Records. Но даже там, в витрине, лежал наш альбом «Неизданное» — иронизировал Кавагоэ.

Жизнь в Токио не принесла покоя: «Я — дерево без почвы. Моя музыка росла из советского бетона». В 2000-х он перебрался в Канаду, но и там не нашел места.

«Он звонил мне из Торонто, говорил: «Макс, здесь чисто, сытно, но… не пахнет снегом 78-го года», — вспоминал Максим Капитановский.

3 сентября 2008 года Сергей Кавагоэ умер в своей квартире в Торонто от острой сердечной недостаточности. Причиной стал оторвавшийся тромб. Его похоронили на местном кладбище, где на могиле друзья написали: «Самурай, который играл блюз». Последней его работой стал альбом «До свидания, друг!» — прощальный аккорд длиной в жизнь.

Эпилог. Человек-легенда, человек-парадокс

Сегодня имя Кавагоэ звучит в песнях «Машины времени» и «Воскресения», в фильмах «Афоня» и «Гостья из будущего», где он незримо присутствует за кадром. Его сын Александр хранит архив записей, которые ещё предстоит открыть миру.

«Он ненавидел памятники, — говорит Маргулис. — Лучший монумент ему — наши гитары, которые всё ещё спорят о вечном».

Награды Сергея Сировича Кавагоэ

• Участник первого в СССР рок-фестиваля в Черноголовке (1980)

• Лауреат неофициальной премии «Золотой камертон» от клуба «Наутилус» (1985)